Архив

По взаимному желанью, извлеченные заранее
из моих воспоминаний, из видений, грез и снов,
облекутся плотью души пить вино и бить баклуши,
моего вкусить радушья в день прощания с весной.

Соберутся на ночь глядя кто в лохмотьях, кто в наряде,
кто, скользя по водной глади, кто, шагая по земле,
кто пешком, а кто на крыльях, на метле, в автомобиле,
на непойманной кобыле, на недоенном козле.

У дверей встречает ворон, в меру чопорен и черен,
так изысканно придворен, как умеет лишь гарсон.
И ведет их в ритме польки на свои места, поскольку
стол накрыт на ровно столько, сколько будет там персон.

Под развесистой агавой пьет оркестр себе во славу -
скрипки слева, флейты справа, впереди тамбур-мажор.
За столом на видном месте возле блюда с рыбой в тесте
концертмейстер, балетмейстер и, конечно, дирижер.

Он сидит, качая ножкой, с бороды сметая крошки,
в кулаке сжимая ложку, как галерное весло.
Ростом он не выше метра, званьем он не ниже мэтра,
к нам его попутным ветром из Тобаго занесло.

В наше время о Тобаго знает каждая собака.
Даже я совсем салагой там однажды побывал.
Что за отдых в Тринидаде! По колено в мармеладе,
в шоколаде, в маринаде, каждый вечер - карнавал.

Впрочем, тут у нас не хуже. Вечер влажен, ветер южен,
млечен путь, отличен ужин и причудлив разговор,
поддержать который с честью я б сумел, но занят лестью
той, с которой вряд ли вместе мы бывали до сих пор.

Фрак с искрою, шаль с игрою, плащ с дырою, пир горою.
Каждый сам себе героя выбирает в этот час.
Даль безбрежна, тьма безгрешна, ночь нежна, любовь неспешна
под далекий скрип тележный, под прилежный контрабас.

Ночь пройдет, настанет лето. Запоет петух с рассветом,
всех разбудит и за это угодит, конечно, в суп.
Впрочем, зло уже свершится: в тот же миг растают лица,
я останусь гол как птица в замороченном лесу.

Как из пены, постепенно, сквозь листву проступят стены,
по углам метнутся тени, солнце скроется во мгле
вспыхнет лампа над кроватью, где положено лежать мне
с фиолетовой печатью просветленья на челе.

12.1999