Сельц Евгений

Однако, город рукотворный
окрашен дьявольской рукой.
Во всем преобладает черный.
А он, по сути, никакой.

Пустое небо каплет тушью
на прорезиненный бульвар.
Дыханье, склонное к удушью,
сипит, как старый самовар.

В такси, в трамвае ли, пешком ли
в погоде этой сволочной,
как сосны, стаптывая комли,
бредем по улице ночной.

Бредем, бредем, сродни гуронам,
не простодушьем - цветом глаз.
Асфальт, пропитанный гудроном,
как листья, втягивает нас.

Сверкая жуткими белками,
бредем туда, куда светлей.
Торчим неровными колками
на грифах сумрачных аллей.

Одолевая легкий ужас,
соседу руку подаем
и говорим: «Простите, лужа-с...»,
кивнув на черный водоем.

И вдох, достигнув диафрагмы.
мертвеет, словно постовой.
И светом достает до магмы
фонарь над бездной мостовой.

И копошится в этой бездне,
последние считает сны
микроб отчаянной болезни -
так называемой весны.

1987 г.