Сельц Евгений

Ночь одела пифагоровы штаны,
закруглила все прокрустовы углы.
Бледный юноша из секты сатаны
слез с иглы.

Одиноким часовым среди земли,
у которого изжога и мигрень,
стонет башня с циферблатом от Дали
набекрень.

Ночь обулась в травяные башмаки
и ступает легче кошки по песку.
Бьют часы, как заводные кулаки,
по виску.

То ли школьница, что налюбилась впрок,
то ли женщина соломенной вдовой, -
каблучки дают ритмический урок
мостовой.

Капли падают с крахмального белья.
Окна гаснут, как гомеровы зрачки.
Раздирает обонянье дух жилья
на клочки.

Во вселенной пахнет супом и халвой.
Чудо-юдо - на запятках два пажа -
сонный мусорщик плывёт по мостовой,
как баржа.

За рулём сидит безликий Самаил
в белых крагах и сиреневом плаще.
Он лицо под капюшоном растворил
вообще.

Собирает невесёлый урожай,
нервно ёжится, укутанный в бурнус.
- До свиданья, Ангел смерти! Проезжай!
- Я вернусь...

Ночь провисла наподобье гамака
между сумеречным морем и горой.
Дремлет с книгою при свете ночника
мой герой.

Дремлет сладко, видит сны - наперекор
перспективе, обречённой на тоску.
Время тянется, как приторный ликёр -
по глотку.

Время тянется, на цыпочки привстав.
И стирается из книги Бытия
буква "Z", такая ж поздняя, как "Тав"
или "Я"...