Казарновский Александр

                                       И. Бабель
                              «Фроим Грач», «Карл-Янкель»

По страницам кони носят всадников.
Воры пьют. Венера правит бал.
О судьбе всех этих вольных странников
Знаем больше мы, чем автор знал.

Глаз заката вперен в море потное.
Ссорятся друзья бранчливых жён.
Дамы груди, как штандарты, подняли
И прямым путем — на Лонжерон.

Дым в домах. Друг друга ищем ощупью.
Женский визг и крик и детский плач.
А в углу за рыночною площадью
Спит у стенки старый Фроим Грач.

Мудрый вор, ворочавший Одессою,
Властелин, чей трон от мира скрыт.
Вся земля ему казалась тесною,
А теперь вот — съёжился и спит.

Гогоча, красноармейцы топчутся,
Подсыхает юшка на траве.
Грач не нужен будущему обществу,
Посему — две дырки в голове...

М-да, легко им, знающим, кто именно
Нужен, а кого — того, в расход.
Но, сдаётся мне, и к Славе Симену
Тоже день нерадостный придёт.

Он придёт, юнец, палить обученный,
Он прочтёт гнусавый приговор,
И бедняжку Симена в наручниках
Выведут на тот же грязный двор.

Скольких на колени здесь поставил он
Рылом к стенке, к выстрелу спиной,
Чтоб они за Родину, за Сталина
Врезались носами в грунт сырой!

А сегодня, бледный, как капустница,
Всё у той же выцветшей стены
На колени Слава сам опустится,
Машинально подобрав штаны.

Вот и всё. Рассвет предсмертной трезвости,
А потом мгновенье — и во тьму.
Общество урезало потребности.
Обществу он больше ни к чему.

И его — как тех, прямой наводкою...
А на Госпитальной, за углом,
Где по стенам трещины решёткою,
В старом доме — новый СПЕЦДЕТДОМ.

Там мокрицы нежные, как ангелы.
Там клопы — жаднее упырей.
Тишина. Счастливца Карла-Янкеля
Два врача выносят из дверей.

Катафалк кряхтя ползёт за рощицу.
Главврачу ухаб отбил крестец...
Так-то, мальчик. Ты не нужен обществу,
Если враг народа твой отец.

Век мужает. Сыплет приговорами
И творит над нами Страшный суд.
Но кого везут там в «чёрном вороне»?
Боже мой! Кого они везут?

Круглолицего, короткошеего,
Близорукого до слепоты.
Разве можно убивать волшебника,
Превращавшего слова в цветы?

И опять красноармецы топчутся,
И алеют капли на траве...
Вот и всё. Ни дней, ни сил, ни творчества.
Ничего. Две дырки в голове.

Круг замкнулся. Режиссеры кланяются.
Занавес, как гильотина — вниз.
И шальные странники и странницы
Разбредаются из-за кулис.

Да и мы, наследники усталые
Трусов, идиотов и лжецов,
Мы покинем тризны запоздалые,
Мы оплачем пиршества отцов.

И забрав пальто у гардеробщицы,
Вдоль домов шагая в темноте,
Вспомним тех, кто не был нужен обществу.
Вспомним тех, кто просто жить хотел.