Архив

Ах, едущий к цели – из памяти невыездной,
И мысль, что скребётся об окна трамвая, слепа ведь.
Поит Петропавловка с ложки Неву желтизной,
И, кабы не зной, то всегда там февраль или память.

Не много я знаю про то, где резвлюсь и влачу,
Но это – к врачу, к детороду, жалетелю-Богу,
Трамвайные гнёзда прозрачной ладонью верчу,
Птенцовой надеждой с куриною лапой итога.

Но свет Петропавловки – впалый и жухлый опал,
На что наступал Петипа в Мариинском театре,
И я ускользал на свету, когда был пятипал,
В беспамятном вальсе, где нужно прихрамывать на три.

Ответь мне, Онегин-чужак, и, Щелкунчик, скажи,
Поведай, Каховка, – есть заново множество сцен там,
Где льются по окнам трамваев опять миражи,
На стыках мостов спотыкаясь привычным акцентом?

Скажи, это я ли свою остановку проспал? –
Так долго листал я свой личный безбуквенный требник, –
И голубь снежок от парадной моей протоптал,
Почти пятипал, и перо обронил на поребрик.