Архив

               1

В ночи подстреленно вскричав,
А проще – кратенькое взлаяв, –
Сначала путаясь в речах
Строений, гулких вне хозяев,

Всплакнувших станционных лип,
В скороговорках мертвых стрелок,
Пронзая этот клип навсхлип,
Как бы мотаясь о пристенок,

Выныривает тепловоз,
Стянув махровое от стаи,
Под стук глотательных желез
Откосы окнами листает,

Выскакивает на мосты
И стыки в стон перемешав там,
Громит исподние кусты
Большими палками ландшафта.

Нельзя любить, нельзя не бить
То, что, убившись, в темень вжалось,

               2

Нельзя же куриц не лепить,
На свет отрыгивая жалость,

И есть соседский помидор,
И, зная толк в таких кундштюках,
Плыть на несчастных в коридор
Ногах в нахально смелых брюках.

А в коридоре паучок
Связал дымок ночным ледышкам,
Пристроив слабый маячок –
Чаек к стыдящимся лодыжкам.
И, белый выставив плавник
В тоннель вагона, в стену вжатый,
Скорее, – полупроводник,
Вергилий вагоновожатый

С каким-то мелким фонарем,
Скользящим по ладошным сферам,
С постельным путаным враньем
И люциферным офицером –

Идет, за чуб мотая храп, –
По чью ты душу? Далеко ты? –
Через попукиванье баб,
Сквозь молодецкие икоты,

Через тоннель большой страны,
Где братаны, кумы и коки
Вповалку спят, зажав в штаны
Колесной бездны караоки.

И чертит муку изохор
На небе – и не воспрепятствуй! –
Сей, право, славный храп и хор,
Теплом блядующего братства.

               3

В сугробах утренних – уют.
Дома, за вечер съев по литру,
В кальсонах холода встают,
Отбросив желтое до вiтру.

Мычит по фермам теплый плебс,
Дорога – сальная бумага,
И мчит ворованный турнепс
На финских санках у сельмага.

По ценам узнается год,
А день – по солнечной насечке,
Покоцавшей расхожий лед
До верб, натыканных вдоль речки,
По нюху – пульс в родной стране,
Где в снег закат свекличный выжат,
Где даль на снежном полотне
Кисель железный с рельсов лижет.

И примерзающий язык
Заката, рдеющего в щеках,
И есть каренинский кадык,
Поющий в наших караоках.

               4

По стуку – лес, по степу – степь
И городов градуировки –
По стебу высыпавших скреп
Домов в хрустящей упаковке,

В плевках фонарных тупиков,
Балконных празднеств и полотнищ,
Обернутых у кадыков
Тех тещ, тех жен, чей так оплот нищ,

Чьих лжесвидетельств никогда
Нам не запомнить… Мимо, мимо
Вдоль их киношного труда
Во рту хохочущего мима,

Ныряя в завтрашнюю лень,
В ту тень безродных путешествий,
Лес нахлобучив набекрень
Ночам, глотающим дюшес свой.

Не помнить жадного родства,
Не числить зол, бинтуя рта резь
Пространством, – вдоль домов сперва,
Свободой клятвенно затарясь,

Затем, как сказано, лесов,
Что лают вслед, поля раззявив,
Перелопатив сто мостов,
И мы остались вне хозяев.
Не помнить умершей Москвы,
Свыкаться с курицей из гипса,
С чужими чокаться на «Вы»,
В окошко бухая сквозь грипп свой.

                5

«Он полуплакал, полуспал…»
Он полуехал, ехал, ехал,
И мрак стучался, краснопал,
В окна ледок – как бы орехом

Стучал в его успешный сон,
В колесах, выдразненный на смех.
Он ехал внутрь, как едут вон,
Виденья сглатывая наспех

В дурацком блеющем окне.
Так что же общего? – спросить бы, –
В ночной вагонной толкотне,
В той молотьбе пустой женитьбы

С пространством, всасывавшим «sos!»
Из душ, заблудших в общей склоке
Икотой мыслящих колес
В свои земные караоки?

На небеса, где Бог оглох,
Где мхи полян катают охи,
Где полустанки ловят блох,
Искря в свои чертополохи,

Где правдолюбец бит в торец,
Где к власти ластится подлещик,
Где, кадыком своим игрец,
Встает с похмелья алиментщик,

Где мать-природа хороша
Затем, что вша еще не пытка,
Затем, что взрослая душа
Пока что детская попытка
Проделать этот ход на свет
Сквозь тьму пространств ночлежных, то есть
Поставить опыт как ответ,
Хребтя по вызнанному поезд,

Где мрак – вот он-то общий враг! –
В сей брак – ага, перехитрили! –
Вбегает влюбчивый овраг,
Запав на соловьиный триллер,

И, где черемухой полны
У бездны вкрадчивые сени,
И плоть – презумпция вины
С чужой заначкой для спасенья.

И с плотью родин – свой вердикт,
Где любит ртом наш дух, инертен,
И впрок нам голодно твердит
О брачном кодексе со смертью,

О вечном блядстве со страной,
О братстве в том причинном месте,
Где в виде следствий путь земной,
В пути застуканный в инцесте.